С детства мама твердила мне, что главное в жизни — удачно выйти замуж.
Можно быть глупой, неумелой, неряшливой, некрасивой, если при этом у тебя хороший муж. «Женщины, - говорила она, взмахивая мундштуком, - должны вдохновлять мужчин на свершения». И она своим примером показывала, как это нужно делать.
У нее был хороший муж. Он пропадал на работе целыми днями, а в те редкие моменты, когда оказывался дома, мама нагружала его просьбами, советами, придушивала преувеличенной заботой. При этом она не занималась ни домом, ни нашим воспитанием. «Бытовыми мелочами должны заниматься слуги», - говорила она.
В мелочи, очевидно, входили и мы, ее дочери.
Мы всегда были накормлены, ухожены и красиво одеты. Да, единственное, что заботило мою мать, так это наши наряды. Будучи погруженной в свои заботы, она поднимала на нас глаза только тогда, когда мы прибегали показать ей новое платьице.
«Да, шарман-шарман», - милостиво улыбаясь, кивала она.
Однажды вечером к нам в дом пришли незнакомые мужчины, они поговорили с мамой, бросая на нас виноватые взгляды. А потом маман сказала, что наш папа умер. Не выдержало сердце.
Как у загнанной лошади.
После было много суеты, пошив новеньких черных платьиц, милостивый «шарман», удушливое молчание над могилой. Мы с сестрой не плакали. Мы совсем не знали нашего отца.
Спустя каких-то полгода маман впорхнула к нам в комнату, благоухая ароматами бала и шампанского, обняла нас и взбудоражено прошептала: «Девочки мои, нам снова улыбнулась удача. Я выхожу замуж! Да, он не молод, у него есть дочь, но у него есть состояние. А уж увеличить его я помогу».
Отчима мы увидели уже на свадьбе. Приятный мужчина с небольшой ухоженной бородой в чересчур приталенном костюме. Он все время поправлял рукава и водил плечами, пытаясь устроить себя в неудобной одежде. Свадебный наряд ему явно выбирала мама.
Мелькнула церковь, фальшивые пожелания счастья, чьи-то липкие губы на щеках, карета, пыль, мамины жалобы на дорогу, успокоительное бурчание отчима, неудобные сапожки.
И вот мы стоим перед новым домом.
Небольшой уютный дворик с розовыми кустами вдоль кирпичной дорожке, красный флюгер в виде петушка, симпатичная девушка перед дверью.
«Знакомьтесь, это ваша новая сестра».
Но дальше все пошло по-старому. Спустя неделю отчим уехал в командировку и появлялся в доме не больше, чем на пару дней. Мы учились правильно пользоваться косметикой и завивать кудри. А названная сестренка как-то незаметно опустилась до статуса прислуги.
Мы только и слышали, как маман указывает ей, что делать: помыть полы, постирать, обрезать кусты, приготовить завтрак.
Я однажды спросила маман, почему она так третирует сестренку и почему мы ничего не делаем по дому. Та снисходительно процедила: «Есть женщины, чей удел вдохновлять мужчин. И есть женщины, чья участь - обслуживать их».
Как отличать одних от других, она не сказала.
Иногда у меня появлялось ощущение, что я попала в паутину. Моя жизнь проходила в ежедневном повторении одних и тех же действий: проснуться, уложить волосы в сложную прическу, нанести макияж, едва позавтракать («Девушки должны блюсти фигуру»), неторопливо прогуляться по двору, описать маман погоду на улице («Говори по-французски, милочка моя»), почитать роман вслух («Не заикайся, говори плавно»), переодеться к обеду, поесть, продумать наряд и прическу на завтра, подобрать правильные украшения, отработать танцевальные па («Изящнее, милочка моя, изящнее»), помузицировать, поужинать, смыть макияж, распустить волосы, лечь спать. Любой шаг в сторону от расписания - «Дорогуша, я из тебя сделаю леди, хочешь ты того или нет».
И все время перед глазами мелькала худенькая фигурка в заляпанном платье.
Когда она спала? Когда ела? Утром нас уже ждала нагретая вода в тазу, приготовлен завтрак, убраны раскиданные платья. Она то и дело пробегала мимо с раскаленным утюгом, со шваброй, с подносом и тарелками. И только вечно недовольное выражение лица маман давало понять, что она работает не идеально.
«Девочки мои, мы едем на бал!» - воскликнула маман, стягивая тугие атласные перчатки с рук и бросая их на спинку кресла: «Принц будет выбирать себе невесту!».
По её глазам я поняла, что пришёл тот самый час, к которому нас готовили всю жизнь.
Все силы были брошены на подготовку к балу. Маман сама придумывала модели платьев, вытрясала душу из замученных торговцев тканями, скрупулезно подбирала украшения, не глядя на цены. Те взлетели до небес сразу после объявления о королевском приеме, но маман не считала деньги. Она вкладывалась в своё идеальное будущее.
На сводную сестру была возложена задача пошить наши наряды, так как маман боялась отдавать эскизы и выкройки профессиональной портнихе, чтобы её идею не украли.
Однажды, когда я примеряла будущее платье, сводная сестра, подкалывая низ, спросила:
- Ты так хочешь замуж за принца. А если он некрасивый, глупый или вообще слюнявый?
- Какая разница? Это ведь принц, - ответила я, пожимая плечами.
Я завидовала этой грязнуле, ведь ей не обязательно удачно выйти замуж, достаточно будет вообще мужа. Она может свободно ходить на рынок, общаться с людьми другого класса, на неё не возлагаются надежды родителей. Отчим любил её просто так, за то, что она была.
Эта дурочка не понимала, что принц — самое удачное замужество для женщины. После него не будет разочарованных взглядов маман, не будет постоянных требований, третирований. Если принц не выберет меня, то лучше бы мне и вовсе не появляться на свет. Если он предпочтет сестру, то за кого бы я в дальнейшем не вышла замуж, маман будет беспрестанно тыкать мне этим в глаза. И больше никогда не посмотрит на меня.
Глядя в зеркало, я видела ослепительную красавицу с перетянутой корсетом талией, пышными локонами и ярко-красными губами. Даже маман соизволила растянуть губы в улыбке и сказать: «Шарман, милочка. Если принц не выберет тебя, он полный идиот».
Позолоченная карета, скрип колес, последние наставления маман, нашептываемые на лестнице. Бал. Огромная зала, заполненная людьми. Бело-розовая масса бурлила, шипела, взвизгивала. Кипела.
Отовсюду на меня оценивающе смотрели ослепительные красавицы с перетянутыми талиями, пышными локонами и ярко-красными губами.
Принц скучающе улыбался. Я не видела ни его внешности, ни наряда, ни манер. Только фигуру с крупной надписью «Принц». Меня затрясло от мысли, что он меня не заметит, не пригласит на танец. Спиной я чувствовала острый выжидающий взгляд маман. Он пронзал меня спицей, тащил к нему, управлял, как марионеткой.
А потом в залу вошла она...
На обратной дороге маман, не сдерживая себя, кричала на нас, рвала кружева, срывала драгоценности и швыряла на пол. Я могла только смотреть на неё в ужасе, ожидая удара. Но она колотила по дверце, проклиная никчемных дочурок и свою несчастную судьбу.
Лучше бы она ударила.
Пару дней мы жили, притворяясь невидимками. Неслышно прокрадывались за стол и молча убегали в комнаты, боялись разговаривать, громко дышать. Боялись жить.
Поэтому, когда к нам ворвались солдаты с крошечной туфелькой, я была готова на все: отрезать пальцы на ноге, стесать пятку. Все, что угодно, только бы вырваться отсюда. Но усилия пошли прахом: наша тихоня, вечно замызганная сестренка, вышла в прихожую со второй туфелькой в руке.
Она уехала, сияющая, в карете с солдатами. А мы остались...
